Анна Никольская «Про Костю Косточкина». Повесть. Часть 1
Квартира № 27
Я заглянул под диван – Фомы Фомича там тоже не было.
— Фома Фомич, родненький! – позвал я тихонько. — Куда ты подевался-то? Бабака мне за тебя голову откусит…
Бабака Косточкина, моя говорящая собака, подарила мне Фому Фомича перед самым отъездом в Абхазию. На отдых решили рвануть всей семьей – мама, папа, Бабака, сестра Аделаида. Меня оставили присматривать за хозяйством.
— Если из бандитов кто ночью сунется, — сказала Бабака, — ты басом пой. У тебя теперь как раз голос ломается, — и подарила мне Фому Фомича.
Три дня мы жили нормально: я — в детской, он — в домике у батареи. К нему прилагался такой специальный домик – картонный, из-под телевизора – со спальней и кухней. Отдельно туалет. И колесо для интересного времяпрепровождения. Фома Фомич наберет побольше гороха за щеки и — ну, давай по колесу гонять! А морда такая сосредоточенная-сосредоточенная! Вечный двигатель — да и только. Я провод от настольной лампы зачистил и к вертящемуся колесу примотал. Щелкнул выключателем – думал, бесплатный свет сейчас будет, вот мама с папой обрадуются. Но нет — наоборот. Свет вообще потух — по всей квартире. И даже в доме напротив (я увидел в окно).
Потом свет опять дали, а Фома Фомич исчез. Я обыскал весь дом — просто сбился с ног! Ведь он же Бабаке дальний родственник!
Я хотел звонить в милицию, просить предоставить инспектора и ищейку. Уже номер наполовину набрал и вдруг вижу: под кухонным столом, там, где трещина в стене в виде крокодила, горох рассыпан.
Я все тогда сразу понял! Моментально! Мне даже не понадобилось лупы и отпечатков пальцев.
Он сбежал!
Этот несчастный Фома Фомич, этот хомяк до мозга костей сбежал! Самым бессовестным образом он сбежал к соседям по лестничной клетке. Вероятнее всего – к Григорию Христофоровичу из двадцать восьмой квартиры. А ведь я кормил его горохом и подорожником! А ведь я газетку для него меленько рвал!
Что я скажу теперь маме и папе? А главное: что я скажу теперь Бабаке, когда она веселая и загорелая приедет из Пицунды?
Нет, надо было срочно что-то делать.
Я посмотрел на часы с Микки Маусом: 20.21 – время еще детское.
Я переобулся в ботинки, накинул куртку (осень, в подъезде все-таки уже холодно), подобрал с пола несколько горошин (чтобы было что предъявить, если спросят) и вышел из квартиры.
Крыша дома напротив багровела багровым.
Квартира № 28
У нашего соседа Пампасова из двадцать восьмой квартиры электрического звонка нету. У него в дверь вмонтирован железный звонок от велосипеда. Я не знаю, зачем.
Еще у него дома, как мама говорит, полна коробочка. Там много всяких интересных вещей.
Интересные вещи у него повсюду: в ящиках на полу — журналы “Крокодил” за 1979 год, на подоконниках – виниловые пластинки с Антоновым и Леонтьевым, в старых деревянных чемоданах – значки и вымпелы, в глиняных горшках – монеты, в мешках из-под сахара – фарфор кусками, на стенах – велосипедные шины в хаотическом порядке… Пампасов называет себя нумизматом-бонистом, а мы с мамой называем его Григорием Христофоровичем.
Я покрутил звонок и прислушался. Иногда бывает так, что Григорий Христофорович дома, а дверь не открывает. Я не знаю, почему.
В квартире номер двадцать восемь было все тихо. Я приложил ухо к двери, чтобы прислушаться побольше, как вдруг она приоткрылась. Сразу пахнуло какими-то зайчиками.
— Григорий Христофорович, вы дома? – спросил я, входя в темную прихожую.
Никто не ответил. Я заметил, что слева по коридору — там, где у нас спальня, а у Пампасова кухня — горит свет. И я на него пошел.
Я шел по коридору и думал, и всякие нехорошие мысли лезли мне в голову. Например, я думал про то, что сейчас зайду на кухню, а там на полу – мертвец. Или еще хуже – шарики ртути…
Но нет. Ничего такого в кухне на полу не оказалось. Зато на столе, в самом его центре, на блюде лежал пирог. Вернее, он стоял — большой и розовый, как выкупанный поросенок.
— Наверное, с клубникой… — я принюхался.
— В приличных домах принято сначала здороваться, а потом нюхать! – сказал кто-то сердито.
Я вздрогнул и поздоровался.
— Так-то лучше, — сказал кто-то очень строго. – Зачем ты пришел? За солью? Возьми там – в узелке за батареей.
Я заглянул за батарею, но никакого узелка там не было.
Над головой вдруг что-то звякнуло. Я посмотрел вверх и увидел, как из часов, которые были приделаны к потолку рядом с люстрой, медленно вылезает Червяк.
— Кувырнадцать минут пыпырнадцатого, — лениво сказал Червяк и, зевнув, полез обратно.
— Великолепно! Самое время заморить червячка, – воскликнул кто-то обрадовано.
Раздался громкий выстрел, и люстра стала падать на пол.
Пока люстра падала, я успел подумать, что вот сейчас она грохнется на мелкие кусочки, и Григорий Христофорович этому не будет рад.
Но нет. Люстра не разбилась – на полпути к полу она выпустила два ощипанных куриных крыла и вылетела в форточку.
— Мазила, – сказал Червяк, выглядывая из часов. – Просто наказание божеское!
— Сейчас-сейчас, только ружье перезаряжу… — сказал суровый голос.
И тут я увидел, как из пирога высовывается Человеческая Рука.
Человеческая Рука торопливо перезарядила ружье и прицелилась в Червяка.
— Лучше целься! Не спеши! – командовал Червяк, подставляя грудь под прицел.
— А ружье-то у вас, вроде бы, деревянное? – поинтересовался я.
— Мореный дуб! – с гордостью ответила Рука. – Отойди, о, Мальчик, в сторону. Не мешай!
— Я сейчас уйду, не беспокойтесь. Я только спросить хотел про Григория Христофоровича…
— Ничего не желаю знать! – крикнула вдруг Рука. – Никакого Григория Христофоровича Пампасова здесь не проживает!
— Как же так? — я был смятен. – Вот и вы, кажется, имеете к нему какое-то отношение?.. Вы не его рука?
Я сразу догадался, что это его рука. По татуировке на запястье “Всех долой!” и по ее голосу.
— Я не его! Я сама по себе! – сказала Рука с вызовом, и я не стал спорить. — Пирога хочешь?
— Спасибо, — я кивнул.
— Спасибо – да или спасибо – нет?
— Спасибо – да.
— Не хочешь- как хочешь, — сказала Рука, отрезая от пирога большой кусок и отправляя его в рот.
Рот у пирога был внутри.
— Самоедство – великая вещь! — сказала Рука, облизываясь. – Очень рекомендую.
— Советую тебе, о, Мальчик, прислушаться, — пискнул из часов Червяк. – Рука у нас голова!
Я совсем запутался и решил просто спросить напрямик:
— Вы не видели Фому Фомича? Хомячка такого.
— Не видели, — ответила Рука.
— Видели, — ответил Червяк. – Не видели.
— Так видели или не видели? – я не понял.
— Видимо, видели, а невидимо — не видели! – отрезала Рука.
— Я пойду, — сказал я. – Извините.
— Иди. Но по дороге захвати с собой это самое.
— Что?
— Самое то, — повторила Рука раздраженно.
— Хорошо, — я кивнул.
Я вышел в полумрачную прихожую и огляделся. Среди пыльных ящиков с женскими полуботинками и стопками газет “Алтайская полуправда” я сразу заметил два светящихся шарика. На одном было написано: “Это самое”, на другом: “Самое то”.
Я сунул шарики в карман.
Продолжение следует…
© Анна Никольская, 2012